При содействии Гражданской комиссии по правам человека (ГКПЧ) Марине П. удалось спасти супруга от принудительного лечения в психиатрической больницы, куда его упрятала собственная мать.
20 апреля в офис ГКПЧ Украины в Киеве поступило обращение от Марины. Она сообщала, что её супруга Николая (имена изменены) насильно забрали в психиатрическую больницу им. Павлова и не позволяют с ним увидеться. Ранее, в феврале у Николая случилась черепно-мозговую травма.
В период операции и лечения он был под опекой матери, которая препятствовала его отношениям с Мариной и не давала им встречаться. Когда здоровье Николая улучшилось, и последствия травмы остались позади, мать не смогла более удерживать сына своими силами и прибегла к помощи санитаров психиатрической бригады.
Николая без долгих разговоров увезли в закрытый стационар – сценарий использования психиатрии в карательных целях сработал безотказно. Однако никаких психических расстройств и жалоб никогда ранее Николай не имел и к психиатрам не обращался.
По словам Марины, причиной его принудительной госпитализации и отказа в посещении, стало то, что «мама написала заявление, что бы никого к нему не пускали».
Есть несколько случаев принудительной (недобровольной) госпитализации в психиатрическую больницу. Если такое случилось, самостоятельно выбраться из психушки практически невозможно. Но родственник, друг или даже просто знакомый могут помочь, если сделают ряд простых действий. Вот типичные варианты принудительной психиатрической госпитализации:
- Человек сам обратился к психиатру, но через время решил отказаться от лечения. Если его не выпускают из психиатрической больницы, то с этого самого момента его госпитализация рассматривается как принудительная.
- Человека силой доставили в психиатрическую больницу, и под давлением психиатров он подписал согласие на госпитализацию и лечение. Хотя в действительности не хочет лечения в стационаре.
- Человека насильно доставили в психиатрическую больницу и без подписанного согласия на госпитализацию его удерживают и лечат.
В нашем случае была принудительная госпитализация без подписанного согласия на лечение. В теории Николай должен написать об этом заявление главному врачу и вопрос будет решён.
Но в этом и была проблема: Николая полностью изолировали от внешнего мира и соблюдать его законные права не спешили. Марина связалась с правозащитником из ГКПЧ Украины и получила исчерпывающую инструкцию о том, как можно действовать для достижения результата.
Первое, что она сделала – написала от своего имени заявление главному врачу больницы о незаконной госпитализации и нарушении прав пациента, предусмотренных статьями 3, 4, 5, 25 и 26 Закона Украины о психиатрической помощи.
Заявление она подала через канцелярию: один экземпляр оставила в больнице, а второй с датой принятия заявления и входящим номером оставила у себя и с ним 21 апреля отправилась к заведующей отделением.
Но заведующая отделением не пожелала её слушать и, сославшись на заявление матери «никого к нему не пускать», просто-напросто захлопнула перед Мариной дверь. Будучи в тесном взаимодействии с ГКПЧ Марина не отступила, а отправилась прямо к главному врачу.
Сообщила ему, что ей запрещают навещать мужа и что его содержание здесь происходит с нарушением закона и прав человека.
Главврач изучил заявление, вник в ситуацию и, узрев нарушения в действиях сотрудников Павловки, распорядился разрешить Марине посетить её гражданского мужа Николая.
Прямо в палате Николай с помощью Марины и в соответствие с рекомендациями сотрудника Гражданской комиссии по правам человека написал заявление о незаконности помещения его в психиатрический стационар. И уже через час они оба были дома. К счастью, эта история завершилась быстро и благополучно.
А что могло случиться с человеком, не действуй Марина решительно и не требуя соблюдения прав и законов? Какая участь ожидала психически здорового человека, которому просто по желанию родственника могли назначить принудительное лечение опаснейшими психиатрическими препаратами? И каким образом продолжает существовать эта система пожизненного заключения в закрытых психиатрических заведениях? Вопросов много. Но какие выводы уже можно сделать из этой истории:
Главное: психиатрия по-прежнему остаётся карательным институтом под удар которого может попасть любой неугодный кому-то человек.
Второй важный момент: сотрудники психиатрических заведений понимают, что их действия далеко не всегда правомерны и одна лишь настойчивость Марины заставила главврача признать эти нарушение и исправить ситуацию.
И последнее: действуя решительно и по букве закона, можно добиться соблюдения ваших прав психиатрами, прекратить произвол и спасти близкого человека, если он вдруг стал жертвой злоупотреблений со стороны психиатрической системы.
*****************************************
Если вы сами или ваши близкие пострадали в результате психиатрического вмешательства или лечения, пожалуйста, сообщите об этом в Гражданскую комиссию по правам человека Украины:
- +38 (067) 465-3305
- +38 (066) 803-5583 info@cchr.org.ua
информацией в 1 клик
Источник: //cchr.org.ua/spasyon-ot-prinuditelnogo-lecheniya-v-psihushke/
Содержание
Согласился лечь в психушку, теперь не знаю, как выйти
Бывает, что в психиатрическую больницу человек обращается добровольно, не зная, что его там ждет, основываясь на ложной информации, что «вас только посмотрят» и т.д.
Он приходит, подписывает согласие на госпитализацию и лечение, которое, кстати сказать, должно быть информированным.
Только вот, если бы оно было действительно информированным, вряд ли бы кто-то добровольно лег в психиатрическую больницу, ну разве что действительно больной.
Но если больной, какое же тогда может быть согласие, он ведь не отдает отчет своим действиям, а если отдает, тогда не больной, но если соглашается на лечение, значит, признает, что болен. Полное замешательство!
В общем, подписывает такой человек согласие. И тут начинается. Эффект от первой же таблетки может заставить человека сильно усомниться в том, а нужно ли ему такое лечение: «я спала круглые сутки», «я не мог ни сидеть, ни лежать, ни стоять», «мне было больно думать», «ноги отнялись», «пол ушел из-под ног», «это насилие над личностью», «мне было очень плохо» и т.д.
Человек обращается к лечащему врачу с устной просьбой выписать его, но получает отказ, так как врач считает, что лечение нужно продолжить.
И вот вам парадокс, вроде бы вы по закону имеете право покинуть больницу, раз пришли добровольно, но вместе с тем решающее слово остается за психиатром.
Если же пациент настаивает на выписке, его начинают запугивать: «откажешься, будем лечить по суду», «по согласию будешь лежать месяц, а по суду будешь лежать полгода», и все в таком духе.
Некоторых людей доставляют в больницу силком по заявлению родственников. Часто такие заявления сделаны в результате бытового конфликта или ссоры, то есть сгоряча, с желанием насолить или проучить, либо из лучших побуждений: «и тебя вылечат».
В процессе госпитализации человека также вынуждают подписать согласие на лечение и госпитализацию, как если бы он обратился сам. При этом используются уже описанные средства убеждения, суть которых выражается словами «соглашайся или хуже будет».
Кстати, родственники, бывает, одумываются и, видя, в какое состояние психиатрическое лечение приводит родного им человека, просят лечащего врача отпустить его домой, но получают все тот же отказ.
Что же теперь делать?
Как забрать человека из психушки? Отказаться от госпитализации и лечения письменно. Самое простое заявление, адресованное главному врачу, будет следующим:
Уважаемый Степан Степанович! К вам в больницу я попал, подписав согласие на госпитализацию и лечение. Данным заявлением, реализуя свое конституционное право на добровольность медицинской помощи,я отказываюсь от госпитализации и назначенного мне психиатрического лечения. В связи с этим прошу незамедлительно меня выписать из больницы. С уважением, _____________________ Иванов И.И. Дата: _____________________ |
Конечно же, сразу возникает ряд вопросов: ну кто в психушке разрешит писать заявление, где взять бумагу и ручку, как подать заявление, чтобы этот факт действительно был зафиксирован, и т.д.
В отделениях психиатрических больниц действительно есть письменные принадлежности. Иногда удивляешься, как этот факт используется для оправдания нарушения прав.
Дескать, не правда это, что мы не даем пациентам обращаться с жалобами, во всех наших отделениях есть и ручки, и бумага. Умалчивается то обстоятельство, что пациентам их не дают.
Так вот, заявление должен подготовить родственник накануне посещения пострадавшего. Он же должен позаботиться и о ручке. Если же на родственника надежды нет, это может сделать друг или хороший знакомый. Необходимо подготовить два экземпляра заявления и подписать их при встрече. После этого отнести их в канцелярию и зарегистрировать, забрав один экземпляр с отметкой о приеме себе.
Не надо пытаться вручить их лечащему врачу, заведующему отделением или даже главному врачу. Они могут не принять их или не дать им хода. Просто несите в канцелярию, где-то она должна быть, и регистрируете.
Экземпляр с отметкой о приеме, который остается на руках у родственника или знакомого, будет доказательством, что пострадавший действительно отказался от лечения и госпитализации, на которую соглашался добровольно.
Теперь пострадавшего должны выписать из психиатрического заведения не позднее 48 часов после подачи такого заявления, либо больница должна обратиться в суд и в те же сроки получить решение о его недобровольной госпитализации. При упоминании слова «суд» у многих людей отпадает всякое желание отстаивать свои права, так как в их представлении лечиться по суду гораздо хуже, чем по согласию.
Но что, в сущности, человек теряет, если откажется от лечения и госпитализации? Свободу? Но он и так не свободен. Добровольное согласие позволяет удерживать его в психиатрической больнице сколько угодно, а вовсе не меньше, чем по судебному решению.
Если же согласия нет, или он отозвал его с помощью заявления, больница сталкивается с дополнительными хлопотами.
При обращении в суд психиатрам придется обосновать необходимость недобровольной госпитализации: были ли человек опасен для себя или окружающих, беспомощен, или его здоровью был бы нанесен существенный вред, если бы его оставили без психиатрической помощи. А помимо этого психическое расстройство должно быть тяжелым и требующим лечения именно в стационаре.
Кроме того, пациент может требовать независимого психиатрического освидетельствования, участия своего представителя и адвоката, а также пригласить правозащитников. Больница может просто не успеть выполнить все необходимые формальности.
Очевидно, что шансы на выписку в случае письменного отказа от лечения значительно возрастают.
Ведь при наличии отказа от лечения и отсутствия решения суда удерживание в психиатрическом учреждении будет расцениваться как незаконное лишение свободы.
Можно настаивать на соблюдении прав, заручившись поддержкой друзей и родственников. Кстати, это работает. Как сказал один психиатр, выписывая пациента: «Я выписываю вас только потому, что устал писать объяснительные на многочисленные жалобы ваших родственников и знакомых».
Источник: Согласился лечь в психушку, теперь не знаю, как выйти
Источник: //www.cchr.ru/articles/453.htm
Известный психиатр рассказал, кого могут забрать на принудительное лечение
Сегодня смирительную рубашку, как в к/ф с «Иван Васильевич меняет профессию», ни на кого не надевают
Решение о недобровольной госпитализации можно оспорить, обратившись к специалисту, которому доверяете
Госдума приняла законопроект, который дает право прокуратуре направлять на принудительное психиатрическое лечение. Как только появилась эта информация, тут же пошли разговоры, как невинных людей станут пачками упекать в психушку. Мы выяснили, насколько такое возможно.
По поводу нового законопроекта уточним: прокурор и до этого мог обратиться в суд для решения вопроса о принудительном лечении в стационаре. Однако суды могли считать такое требование необоснованным и отклонить соответствующее представление, – предполагалось, что их должны подавать медучреждения.
Но кто бы ни выступал с подобной инициативой, «закрыть» человека в соответствующем заведении не так-то просто. Об этом нам рассказал заведующий медико-реабилитационным отделением Психиатрической клинической больницы № 1 им. Н. А.
Алексеева, президент Региональной московской общественной организации «Клуб психиатров» Аркадий Шмилович:
– Об упоминаемом Вами новом законопроекте я не слышал. Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» детально прописывает случаи недобровольной госпитализации.
Человека с неадекватным поведением полиция может задержать, вызвать бригаду скорой психиатрической помощи и врач этой бригады при наличии соответствующих клинических показаний направляет человека на обследование в психиатрическую клинику.
Там в течение 48 часов после поступления его состояние оценивает комиссия во главе, как минимум, с заместителем главного врача. И если специалисты сочтут, что пациент не нуждается в обязательном лечении в условиях психиатрической больницы, его немедленно выписывают.
Когда же очевидно, что человек нуждается в специализированной медицинской помощи именно в стационаре, его по решению суда могут оставить на месяц или до его собственного решения о добровольном лечении в больнице. Но и это не окончательное решение.
Близкие пациента или он сам могут обратиться в Департамент здравоохранения, в суд и прокуратуру с требованием рассмотреть обстоятельства и обоснованность недобровольной госпитализации. И попросить включить в комиссию психиатра, которому они доверяют. Решение этой комиссии будет окончательным. Не так просто человека недобровольно оставить в больнице. Это один из мифов: захотели – положили, да еще обобрали там.
– Но если кто-то ведет себя неадекватно, такого стало легче забрать?
– Механизм здесь такой. Вот, скажем, человек в подъезде разбушевался – что сделают соседи? Позвонят в полицию, и нарушителя спокойствия увезут в отделение. Если он продолжает буянить или выяснится, что он находится под наблюдением в диспансере, будет вызвана скорая психиатрическая служба.
И уже врач решит, страдает ли он душевным расстройством. Возможно, он болен, но разбушевался не поэтому, а, скажем, чем-то возмутившись. По отношению к человеку с психическими особенностями, который нарушает общественный порядок, нужно действовать точно так же, как к любому другому дебоширу.
Это миф: раз разбушевался, то это обязательно душевнобольной или, как принято, к сожалению, говорить, псих.
– После принятия нового законопроекта многие вспомнили о карательной психиатрии.
– Это тоже миф. И мы, бывая в больницах за рубежом, встречаясь с зарубежными коллегами, можем заявить, что наша психиатрия более гуманистическая – по крайней, мере в России душевнобольных на кострах инквизиции не сжигали.
В советское время говорили, что всех правозащитников кладут в психиатрические больницы. Это легенда. В уголовном кодексе существовала статья об антигосударственной деятельности.
И если кто-то, условно говоря, выходил на Красную площадь с плакатом соответствующего содержания, его забирали в милицию в связи с тем, что он нарушал эту статью.
Если же появлялось предположение, что данный человек страдает душевным расстройством, он направлялся по определению суда на судебно-психиатрическую экспертизу. В случае признания комиссией экспертов его невменяемым по отношению к совершённому правонарушению суд принимал решение о принудительном лечении.
И очень многие правозащитники, которые проходили его у нас в стране, а потом уехали за рубеж, наблюдались у психиатров и там. В том числе – знамя всех диссидентов Владимир Буковский. В Англии, где он проживает с 1976 г., он продолжает общаться с психиатром, хотя везде говорит, что здоров.
Я искренне желаю ему здоровья.
С другой стороны, Чикатило вот тоже оказался здоров – его признали вменяемым, то есть осознававшим свои действия, хотя совершенные им преступления ужасают.
Поверьте, у врачей нет помыслов о том, чтобы человека «упечь в психушку». Я в психиатрии с 1959 года и не видел ни одного пациента в больницах, который не нуждался бы в лечении.
Правда, многие выписавшиеся рассказывают, будто симулировали душевное нездоровье.
Один из известных телеведущих – не буду его называть – как-то похвастался в эфире, что в юности он «откосил» от военной службы, обманув «этих дураков психиатров». Могу вас заверить: такое практически невозможно.
Источник: //www.eg.ru/society/575231-izvestnyy-psihiatr-rasskazal-kogo-mogut-zabrat-na-prinuditelnoe-lechenie/
Сын известного новосибирского православного активиста Юрия Задои – Константин – на днях был выписан из психиатрической больницы №3 Новосибирска, где провел чуть меньше месяца. Туда 20-летнего юношу поместили на принудительное лечение по заявлению его отца. 11 июля в больнице состоялось закрытое судебное заседание.
Издание “Сиб.фм”, ссылаясь на заключение комиссии врачей психиатров, сообщает, что Юрий Задоя вызвал к сыну психиатров “в связи с нарастающей агрессией и неадекватным поведением”.
В документе также говорится, что у Константина Задои “в течение нескольких месяцев возникали вспышки агрессии”, он “вооружался ножом, бросал чайник в голову отца, применял силу в адрес отца и матери”.
В больнице юноше, студенту второго курса Новосибирского медицинского университета, поставили диагноз “острое полиморфное психическое расстройство без признаков шизофрении” и назначили нейролептики, – сообщила прессе мама Константина Задои.
Константин Задоя
Родственники молодого человека убеждены в его адекватности и в том, что принудительная госпитализация – результат конфликта с отцом на религиозной и политической почве. 2 августа Константина Задою отпустили из больницы с условием, что он отзовет жалобу на свою госпитализацию:
– Самочувствие у меня сейчас хорошее, – рассказывает в интервью Радио Свобода Константин Задоя. – Выпустили меня, потому что я отозвал заявление адвокатов с жалобой, которую они написали. Мне сказали, чтобы я отзывал все жалобы, отказывался от апелляции и тогда меня выпустят. В противном случае лечение продолжится. То есть, грубо говоря, меня шантажировали.
– Что происходило в больнице? Что вам объяснили, что с вами делали?
– Меня сразу определили в острое отделение. Я ссылался на статьи о госпитализации, но мне сказали, что я буду умничать в остром отделении. Сначала мне угрожали, а потом все-таки связали уже в отделении и сразу же начали давать лекарства.
– Что это были за лекарства?
– Я спрашивал, мне не говорили.
– Вы сказали, что вас шантажировали. Кто эти люди?
– Врачи.
– Могли бы объяснить, как получилось, что вас госпитализировали? С чего все началось?
– У нас долгий конфликт с отцом на религиозной и политической почве. В один из конфликтов он начал продвигать свои религиозные идеи, чтобы я завтра пошел на такой-то митинг. Я сказал, что мне уже это надоело, захлопнул сильно дверь и стекло разбил. Он решил этим воспользоваться, вызвал санитаров.
Санитары меня забрали. Я отказывался подписать согласие на лечение, на госпитализацию. Поэтому был назначен суд. Было написано заключение врачей, которое абсолютно не соответствующее действительности, что я угрожал убийством врачам.
Но, основываясь на выводах этой комиссии, суд принял решение меня госпитализировать и лечить.
Ему не нравится, что я смотрю, что я слушаю. Не дает покупать продукты из-за поста, заставляет поститься, упрашивает меня в монастырь сходить, в церковь
– Из-за чего у вас конфликт с отцом? По каким вопросам вы не сходитесь?
– В основном, конфликт на религиозной почве. Ему не нравится, что я смотрю, что я слушаю, “Радио Свобода” вот, например. Не дает покупать продукты из-за поста, заставляет поститься, упрашивает меня в монастырь сходить, в церковь. Он не может вести диалог.
Я пытался беседовать, говорить, что это мое право – смотреть, ходить или не ходить. Он слышит только себя. Поэтому я старался не говорить с ним особенно. Но так как он наседал постоянно с этими темами, то приходилось вступать в конфликт. Он считает, что я помешался на каких-то своих идеях, неадекватно себя веду.
А сигналом к его действиям стало то, что я резко закрыл дверь и разбил стекло.
– Вы живете вместе с ним?
– Сейчас нет, конечно, я переехал. Но я переехал к нему жить, когда поступил в медицинский, чтобы учиться спокойно, жить не в общаге. С этого момента, с 2014 года, начались конфликты.
– Вы сейчас можете что-то предпринять, обжаловать эти решения?
– Да, конечно. Я уже написал заявление в районный суд о признании недействительным отказ от жалоб, потому что мне не были разъяснены права и так далее.
– Есть мнение, что сейчас все чаще возвращается опыт советской карательной психиатрии. Вы тоже стали жертвой такой истории? Или это все-таки бытовой конфликт?
– Я считаю, да, возвращается. Я наблюдал людей, которые были со мной и в одном, и в другом отделении. Их рассказы меня утвердили в этом, а также то, что комиссия врачей написала абсолютную ложь обо мне. Это я также считаю доказательством того, что карательная психиатрия никуда не уходила.
Там люди сидят за решеткой. К ним применяют довольно часто физическую силу со стороны санитаров. Это не больница, это какая-то колония изолированных людей
– А что эти люди рассказывали?
– Один мужчина мне рассказал, что он писал жалобы в полицию на соседей, не помню по какому поводу. Соседи против него написали жалобу, и его забрали в психиатрическую клинику с диагнозом, который он не знает, какие ему лекарства дают, тоже не в курсе.
– Я разговаривала с людьми, которые попадали принудительно в такие заведения. Многие сравнивают больницу с тюрьмой. У вас тоже такие ощущения?
– Конечно, я так и сказал в комментарии к одному из порталов, что там люди сидят за решеткой. К ним применяют довольно часто физическую силу со стороны санитаров. Практически каждый день я это видел. Врачи не обращают никакого внимания на пациентов. Это не больница, это какая-то колония изолированных людей.
– Могли бы описать, как ваш день там проходил?
– Перед тем, как пресса дала огласку этой ситуации, я содержался в остром отделении. Там распорядок дня был очень простой – завтрак, обед, ужин и процедуры. Никаких прогулок, ни библиотеки, ничего. Просто палата – и все. Потом меня перевели в общее отделение. Там, кроме наличия библиотеки, никаких различий не было, иногда выпускали на улицу.
Иногда из-за действий препаратов я не мог физически встретиться ни с адвокатом, ни с родственниками, хотя они приходили
– Общаться с близкими можно было?
– В остром отделении запрещены были телефоны, но в часы посещений приходить можно было. Дело в том, что иногда из-за действий препаратов я не мог физически встретиться ни с адвокатом, ни с родственниками, хотя они приходили.
– Расскажите о себе, чем вы занимаетесь, участвуете ли в каких-то политический акциях, ходите на митинги?
– Я студент, поступил на бюджет два года назад. У меня есть спортивный разряд. На акции и митинги я хожу, да. Как раз хотел на митинг попасть, который был в Новосибирске против “пакета Яровой”. Да, я не против сходить на митинг и считаю, что это правильное занятие, нужное.
– Какие у вас сейчас планы? С кем вы сейчас живете?
– Я с сестрой теперь живу на съемной квартире. Планы – учиться. Учеба занимает основное время. Конечно, слежу за акциями в городе, в стране, – рассказывал Константин Задоя.
Отец Константина Задои – Юрий Задоя – известный в Новосибирске православный активист. С 2012 года он является координатором новосибирского отделения православного политического военно-патриотического движения “Народный собор”.
Известен своей борьбой с “незаконной рекламой” в Новосибирске, жалобами на группу Pussy Riot и “Ленинград”, пикетами и митингами против оперы “Тангейзер”. В июне по жалобе Задои к реальному сроку в колонии приговорили бердского активиста Максима Кормилицкого за пост в социальной сети “ВКонтакте”, который Задоя счел оскорбительным.
Православный активист неоднократно требовал от мэра Новосибирска запретить традиционное первомайское абсурдистское шествие – “Монстрацию” и привлечь к ответственности ее идеолога Артема Лоскутова.
В интервью Радио Свобода Артема Лоскутов рассказал подробнее о роли Задои-старшего в общественной жизни Новосибирска:
Артем Лоскутов
– Про Задою я узнал в 2012 году, поскольку он написал на меня жалобу то ли в прокуратуру, то ли еще куда-то о том, чтобы возбудили административные дела. Волна его успеха развивалась параллельно волне успеха Pussy Riot.
Группа развивалась за счет гонений каких-то православных активистов и церкви, а параллельно развивались эти активисты. Деятельность Задои – он оперативно реагирует на любой повод, о котором ему важно написать жалобу.
Это может быть связано с законом об оскорблении религиозных чувств, с чем-то, где есть место поговорить об общественном праве, которое он берется защищать.
Задоя свои методы, которыми он борется в общественном поле, применил и в семье – написал жалобу, что сын якобы хотел его убить, что он нуждается в психиатрическом лечении, поскольку выкалывал иконам глаза
О том, что его сын попал в психушку, мне написала его подруга. Она написала, что приехали санитары, что они не знают, что делать, что надо это предавать огласке, что сейчас происходит суд и вот-вот его принудительно поместят в госпиталь психиатрический. Из-за этого кое-что стало известно про его семью. Мама мальчика рассказывала, что они с трех лет детей живут отдельно.
Она забрала детей, потому что там произошел какой-то эпизод. На Задоя напали, дали ему по голове. Он в какой-то момент решил, что ему нужно теперь жизнь посвятить Богу, какие-то вещи пожертвовал в церковь. Дети жили с мамой, а потом приехали в Новосибирск, поступили в вуз.
Происходили какие-то бытовые конфликты, которые кончились тем, что Задоя свои методы, которыми он борется в общественном поле, применил и в семье – вызвал полицию, написал жалобу, что сын якобы хотел его убить, что он нуждается в психиатрическом лечении, поскольку выкалывал иконам глаза. Подруга этого мальчика все отрицает, говорит, что все это выдумано, что это бред.
Тем не менее, парня закрыли на месяц. Хорошо, что он сейчас вышел, потому что история могла затянуться надолго.
– Это просто такого рода бытовой конфликт? Или это все-таки еще один случай, подтверждающий, что сейчас советский опыт карательной психиатрии возвращается?
– История про карательную психиатрию никуда не девалась. Просто она не была на поверхности, она не была на виду. Просто вышла такая история, что известный человек сына посадил. Ведь все эти клиники не сегодня появились, они продолжали действовать с советских времен.
Кто туда попадал, никого не интересовало. Другое дело, что есть со стороны общественности ниша, которую заняли такого рода активисты, “православные”, статус которых не очень понятен. То ли они представляют церковь, то ли еще кого…
Я не знаю, как люди внутри церкви относятся к тому, что их представляют такие люди.
Он в нем увидел какого-то врага, идеологического оппонента, несмотря на то что этот же человек нам рассказывает про какие-то семейные ценности
На удивление в Новосибирске с Задоем власть как-то считалась до момента, когда он стал саму власть критиковать. Раньше ему все сходило с рук. Все его жалобы имели “зеленый свет”. Считалось, что он какой-то человек, который дружит с полицией, с церковью, с прокуратурой.
Этой весной он в своих общественных воззваниях задел впервые мэра, губернатора, которых он тоже обвинил в каких-то темных делах, сказал, что они тоже в чем-то виноваты и должны уйти в отставку. В этот момент что-то щелкнуло. Я понял, что сейчас Задоя перебрал, сейчас у него у самого начнутся какие-то проблемы.
Тогда его стали исключать из Народного собора, говорить, что он много на себя берет. До этого момента он несколько лет, как епископ какой-то, занял такое общественное место. На самом деле, он увлеченный, фанатичный, во все это верит. Он, скорее, не Милонов, который немножко придуривается и паясничает. Во все, чем он занимается, он твердо верит.
Ему, наверное, кажется, что он действительно себе дорогу в рай прокладывает с этой священной борьбой. Первое его появление в СМИ было борьбой с “бугорком”. Он написал заявление, что на рекламе магазина интимных товаров на одежде у мужской фигурки возвышается такой “бугорок”.
“Бугорок” необходимо убрать, поскольку он пошлый, поскольку дети видят и развращаются. Это была первая его победа. Не помню – убрали ли бугорок, но Задоя с тех пор присутствует у нас в жизни как человек, который следит за моралью.
Юрий Задоя
– Получается, то, что он сделал с сыном, вписывается в линию его поведения, в то, как он видит мир?
– Да. Он в нем увидел какого-то врага, идеологического оппонента, несмотря на то что этот же человек нам рассказывает про какие-то семейные ценности. Долго было непонятно, что за человек нам вещает про семейные ценности, про то, что нужно бороться с западной культурой, которая семейные ценности уничтожает. Как выясняется, семьи-то у него у самого нет.
Свою семью он потерял – жена от него ушла вместе с детьми. Одного ребенка он в психушку сдал… У человека явно происходят вытеснения своих комплексов, своих каких-то потерь через какую-то общественную деятельность. К сожалению, получается, что, когда человек свои личные проблемы не смог решить, он берется за общественные.
Это несчастный человек, – заключает Артем Лоскутов.
Сам Юрий Задоя в беседе с изданием Lifenews признался, что у него “проблемы с сыном”.
В октябре 2015 года в ответ на возмущенное письмо жителей Новосибирска Задоя так объяснил свою деятельность: “Что ж нам делать в лихую для нашей культуры и Родины годину, как не защищать наш народ в этой страшной и безжалостной по отношению к людям информационной и культурной войне? Вот и делаем всё, что в наших силах. И судя по реакции наших недругов, делаем это успешно!”
Источник: //www.svoboda.org/a/27902425.html
МОСКВА, 10 авг — РИА Новости, Ирина Халецкая. Многодетная мать из города Богдановича Свердловской области Алена Тарабаева третий год пытается вернуть своих детей. У нее их четверо.
Однако местные органы опеки уверены: мать воспитывать их не может, потому что психически нездорова. Тарабаева считает, что ее специально упекли в психиатрическую больницу и обманом забрали детей.
К запутанной истории подключились общественники, пока через суд им удалось отстоять одного малыша. Эксперты утверждают, что действия органов опеки и врачей незаконны.
Страдания Алены
Двадцатисемилетней Алене Тарабаевой не позавидуешь. Она выросла в неблагополучной семье: в детстве мать часто била ее, отец пил, а другим родственникам до девочки не было дела. В 18 лет познакомилась с уроженцем Узбекистана, через два года вышла замуж за него и родила троих детей.
Муж, по словам Алены, сначала ее любил, но потом начал изменять, тратить деньги только на себя. Совместная жизнь не заладилась. Когда она была беременна третьим ребенком, супруг уехал на родину и не вернулся. Многодетная мать просила помощи у отца, но тот попросту выгнал ее из квартиры.
Тарабаева вызывала полицию — не помогло: полицейские увезли ее с детьми в центр социальной помощи, чтобы они не остались на улице.
Однако находиться там долго Алена не могла. Она рассказывает, что руководившая в то время центром Татьяна Лакия (уволилась после первых публикаций о Тарабаевой в региональных СМИ) предложила ей купить собственное жилье на материнский капитал и даже предложила риелтора.
“Алена — девушка деревенская, юридически неподкованнная. Она сама была в состоянии найти себе комнату, но в центре ее уверили, что риелтор лучше знает, какое жилье необходимо.
А она не вдавалась в подробности”, — рассказывает корреспонденту РИА Новости правозащитник, руководитель организации “Родительский отпор” в Екатеринбурге Ольга Прожерина.
Сейчас она представляет интересы Тарабаевой в суде.
Юрист объясняет: покупательнице предварительно не показали жилплощадь, объяснили на словах, что комната хорошая, без долгов — надо брать. Цена в договоре была равна сумме, указанной в сертификате, — 420 тысяч рублей.
Алена говорит, что на самом деле в помещении не оказалось горячей воды, отопление почти не функционировало, а за стеной жили крайне шумные соседи. Были и долги по коммунальным платежам, несмотря на условия договора. С приходом зимы жить в квартире стало невозможно — ветер продувал окна и двери.
Алене с детьми пришлось съехать и снимать другую комнату — на пособия, которые она получала как многодетная мать.
“Спустя полгода Тарабаева встретила бывшую хозяйку приобретенной жилплощади, — рассказывает Ольга Прожерина. — Та поинтересовалась, почему Алена там не живет. По ходу разговора выяснилось, что владелица продала комнату всего за 280 тысяч рублей, хотя риелтор и сотрудник центра забрали все деньги”.
На руках у юриста — выписка из реестра, где прописана кадастровая стоимость купленной комнаты: 278 тысяч рублей.
На вопрос, почему Алена заплатила больше, в центре социальной помощи ничего не ответили, сославшись на то, что риелтор к учреждению не имел никакого отношения.
“Мы навели справки и узнали, что оформлявший сделку посредник уже привлекался к уголовной ответственности за мошенничество”, — продолжает Прожерина.
На этом трудности Алены не закончились. Беременная женщина в какой-то момент перестала получать пособия, а когда позвонила в органы опеки, узнала, что родной отец выписал ее из квартиры вместе с детьми по решению суда. Без регистрации пособия не выплачивают.
Тарабаевой пришлось обращаться в центр социальной помощи — просить временное жилье, решать вопрос с пропиской. Юрист центра оформил регистрацию, и Тарабаева со спокойной душой отправилась в роддом.
А когда вернулась, сотрудники центра попросили ее покинуть помещение.
“Денег у меня не было, ночлега тоже. С тремя детьми куда бы я пошла? Уговорила оставить меня на несколько дней.
Акушерка в роддоме дала тысячу рублей, на эти деньги я и жила: купила подгузники и банку тушенки, растягивала ее, как могла”, — вспоминает те дни Алена.
Отчаявшись, она стала ругаться с сотрудниками центра и пригрозила пожаловаться в контролирующие органы. После этого у молодой матери случился нервный срыв.
“Сотрудники центра вызвали скорую. Врачи уговорили Алену спуститься в машину, якобы измерить давление, но в итоге силком доставили в психиатрическую больницу в Екатеринбург — побудешь, мол, тут до завтра”, — рассказывает Ольга Прожерина. Однако “завтра” растянулось на полгода.
Согласно показаниям Тарабаевой, озвученным в суде, в больнице она подписала только один документ — согласие на обработку персональных данных. Первые две недели, утверждает Алена, ее кололи препаратами — какими именно, она не знает. “Медсестры говорили одно: все по предписаниям врача. Я не могла ни пить, ни есть, чувствовала себя овощем”, — вспоминает Тарабаева.
Вас ограничили в правах
Выйдя из больницы, сразу поехала к детям. Но к ним, как рассказывает ее защитница, мать не пустили, хотя она не была ни лишена, ни ограничена в правах. Алена решила во что бы то ни стало вернуть детей, устроилась на две работы — в клининговую компанию и кафе. Через какое-то время познакомилась с 30-летним Дмитрием Тарабаевым (его фамилию она сейчас носит).
В ноябре 2016-го Дмитрий усыновил среднего ребенка Алены — Артема, однако органы опеки почему-то не позволили забрать мальчика из центра социальной помощи. Алену же ограничили в правах только через месяц после этого, а решение суда и вовсе вступило в силу лишь в январе 2017 года.
Опасна ли эта женщина
Органы опеки утверждают, что Тарабаева страдает психическим заболеванием и представляет угрозу для детей. Предъявляют результаты медицинских экспертиз, которые проводились дважды за время ее лечения.
А когда в 2017-м Алена родила четвертого ребенка, социальные работники снова подали в суд. На сей раз не только на нее, но и на Дмитрия — с формулировкой, что он женат на “опасной” для детей матери. При этом Дмитрий признавался дееспособным гражданином и заботливым отцом. Суд органы опеки проиграли. Годовалый мальчик остался в семье.
Защита Алены тем временем задалась вопросом: насколько была необходима ее госпитализация в декабре 2016-го? Обследование, проведенное независимым экспертом, показало: у Алены наблюдается устойчивая ремиссия с тенденцией к улучшению психического состояния.
“Во-первых, в помощи врача после выписки она не нуждалась, лекарства не принимала. Во-вторых, девушка почти сразу устроилась на работу, что свидетельствует о ее успешной социализации. В материалах дела есть характеристики с мест работы. А в-третьих, она вышла замуж, что тоже серьезное обстоятельство”, — поясняет проводивший экспертизу врач-психиатр Игорь Филиппов.
Доктор обращает внимание на то, что он не оспаривал диагноз, поставленный врачами психбольницы. Однако отмечает: с течением времени, вполне возможно, выяснится, что заболевания нет и не было в принципе.
“В детстве у нее были психологические травмы, это, разумеется, наложило отпечаток. Тем не менее, несмотря на сложности, девушка начала нормально жить.
Подвергать диагноз сомнению не в нашей компетенции, но есть вопросы, каким образом он был установлен”, — делится мнением специалист.
По его словам, на суде органы опеки так и не смогли объяснить, почему Алена не может воспитывать четвертого малыша. “Защита представила амбулаторную карту новорожденного, где видно, что все процедуры, требующиеся для нормального развития мальчика, Алена соблюдает неукоснительно. На плановые осмотры приходила вовремя, ребенок здоров”, — добавляет Филиппов.
Почему потребовалась госпитализация Тарабаевой, врач не понимает. “Возможно, в тот момент, когда приехала скорая, ее состояние действительно вызывало беспокойство. Человек был доведен до крайности.
И все же так долго держать ее в спецучреждении было нельзя. Она не была признана недееспособной, находилась в больнице не по решению суда, а значит — добровольно. Как дали согласие на госпитализацию? Документов нет, пояснений тоже.
Теперь уже надзорным органам надо во всем этом разбираться”, — полагает эксперт.
Махинация или нет?
Правозащитники готовят обращение в следственные органы о проверке органов опеки города Богдановича. По их мнению, следствие должно дать оценку действиям бывшего руководителя центра соцзащиты в истории с приобретением жилья Аленой Тарабаевой, а также выяснить, законно ли ее госпитализировали и по какому праву удерживали детей.
Ольга Прожерина предполагает, что причиной могут быть выплаты за детей, которые получал центр. По ее подсчетам, ежемесячное пособие на ребенка до 12 лет составляет от 15 до 20 тысяч рублей.
В пресс-службе Министерства социальной политики Свердловской области на запрос РИА Новости ответили, что подобные предположения лишены оснований, поскольку все центры получают достаточное финансирование.
Однако какие средства выделяются центру в Богдановиче, нам ответить не смогли.
“Суммы формируются в зависимости от госзадания и количества детей, которые поступают на содержание”, — уточнили в пресс-службе и отметили, что областное ведомство не участвует в данном разбирательстве, вся информация поступает от органов опеки города Богдановича.
“Министерство соцполитики заинтересовано в том, чтобы все дети жили в семьях.
Но пока Тарабаева ограничена в правах, ее муж, Дмитрий Тарабаев, согласно статье 73 Семейного кодекса, не может забрать усыновленного ребенка, поскольку живет вместе с его матерью, имеющей официальный диагноз. Если новая экспертиза выявит, что мать здорова, можете быть уверены: суд будет на ее стороне”, — подчеркнули в ведомстве.
Пока же Алена и Дмитрий воспитывают маленького Костю и ежедневно приходят в центр социальной помощи, чтобы повидаться с Артемом. Других двоих детей увезли в Екатеринбург, Алена видеться с ними не может — опекуны против. Ей остается только ждать, что суд все же даст ей шанс воссоединиться с детьми.
Источник: //ria.ru/20180810/1526249351.html