В Крыму продолжаются следственные действия по уголовному делу замглавы Меджлиса крымских татар Ильми Умерова, которое обвиняют в сепаратизме.
Утром в четверг, 18 августа, сотрудники ФСБ принудительно доставили его вклиническую психиатрическую больницу № 1 в Симферополе для прохождения психиатрической экспертизы.
Впоследствии выяснилось, что он помещен в стационар на 28 дней. Родные и защита Ильми Умерова опасаются за его безопасность.
До утра 18 августа Ильми Умеров находился в симферопольской клинической больнице № 7, куда был госпитализирован во время последнего заседания Киевского райсуда Симферополя по уголовному делу о сепаратизме. 18 августа к нему в палату пришел сотрудник ФСБ и заявил, что Ильми Умеров выписан из больницы, а также потребовал от него и супруги последовать с ним в психиатрическую больницу для проведения экспертизы.
Лечение «сепаратизма» за 28 дней
Спустя несколько часов после «выписки» Ильми Умерова стало известно, что он находится в отделении № 9 психиатрической больницы № 1 в Симферополе. Оно предусмотрено для лиц, не состоящих под стражей, здесь разрешены посещения родственникам и передачи, сообщил первый замглавы Меджлиса Нариман Джелял.
«Его поместили не в специальное 15 отделение. Он помещен в палату 9 отделения, где проводятся стационарные судебно-психиатрические экспертизы для лиц, не состоящих под стражей», − говорит он.
Рядом с Ильми Умеровым разрешили находиться только супруге. Родные и близкие замглавы Меджлиса побывали во дворе психбольницы в окружении ее пациентов. «Здесь полный двор психически нездоровых людей, которые кричат, ходят кругами. Выглядит это жутко. Атмосфера очень тяжелая», − рассказали они Крым.Реалии.
Только к вечеру дочь Ильми Умерова сообщила на своей странице в , что замглавы Меджлиса помещен в стационар психбольницы на 28 дней.
Несмотря на то, что в этом отделении разрешены свидания, следователь запретил посещать Ильми Умерова. Разрешены лишь передачи еды дважды в сутки. Телефон у него также изъяли врачи.
Главные опасения родных замглавы Меджлиса связаны с тем, что врачи запретили ему иметь при себе лекарства, которые он принимал много лет от болезни Паркинсона, гипертонии и сахарного диабета. Что из них он сможет принимать, а что нет, теперь будут решать медики психбольницы.
Не имея контактов с Ильми Умеровым, родственники не могут быть уверенными в том, что ему не угрожает опасность.
Защита: Умерова выписывали из больницы под давлением ФСБ
Защита Ильми Умерова утверждает, что его принудительная доставка в психбольницу противоречит закону, поскольку решение суда о проведении психиатрической экспертизы не вступило в законную силу и сейчас обжалуется в апелляционной инстанции.
«Перевод его сегодня в психиатрическую больницу является незаконным. Постановление суда, на основании которого его можно было бы туда привезти, еще не вступило в законную силу − защита обжаловала его, решения апелляционной инстанции не было.
Поэтому мы говорим о действиях сотрудников ФСБ как о превышении должностных полномочий и самоуправстве.
По данному факту мы будем обращаться в Генпрокуратуру Российской Федерации, к Уполномоченному по правам человека России и главе ФСБ, чтобы всесторонне провели проверку законности действий сотрудников ФСБ», − заявил адвокат Николай Полозов.
Глава Меджлиса Рефат Чубаров утверждает, что сотрудники российской ФСБ давили на работников Симферопольской городской клинической больницы №7, где пребывал после последнего заседания суда Ильми Умеров, заставляя их выписать его, несмотря на серьезные проблемы с сердцем. «В больнице были представители ФСБ, которые настаивали, давили на врачей, чтобы Умерова выписали, для того, чтобы исполнить решение суда о его принудительном направлении на психиатрическую экспертизу, − заявил он на пресс-конференции в Киеве 16 августа.
Накануне «выписки» Ильми Умерова в этой больнице якобы с рабочим визитом побывал подконтрольный России глава Крыма Сергей Аксенов.
Процессуальная необходимость или карательная психиатрия?
Обвинение поясняет, что проведение психиатрической экспертизы является процессуальным требованием, от которого будет зависеть исход суда. В то же время глава ЦИК Курултая Заир Смедляев не исключает, что к Ильми Умерову хотят применить карательную психиатрию. Разделяет его опасения и первый замглавы Меджлиса Нариман Джелял.
«Вместо экспертизы Ильми агъа может быть подвергнут медикаментозному или иному воздействию на его здоровье, а то и жизнь, вероятность чего в России подтверждает адвокат Дмитрий Сотников.
Силовики пытаются дискредитировать психическое здоровье Ильми Умерова, а, соответственно, все его высказывания и политические оценки, а также, возможно, стремятся изолировать его до окончания выборов в середине сентября», − говорит он.
Следует напомнить, что с самого начала аннексии Крыма Ильми Умеров оказался среди тех крымчан, которые не признали полуостров российским. Однако и покидать его он не собирается, поэтому за последние два года подвергся здесь многочисленным испытаниям.
Чтобы не присягать России, Ильми Умеров в 2014 году вынужден был покинуть свой пост главы Бахчисарайской райгосадминистрации, который занимал много лет, и выйти на пенсию по инвалидности
Чтобы не присягать России, Ильми Умеров в 2014 году вынужден был покинуть свой пост главы Бахчисарайской райгосадминистрации, который занимал много лет, и выйти на пенсию по инвалидности.
Находясь на пенсии, замглавы Меджлиса продолжал активную общественную деятельность и не скрывал своей позиции по принадлежности Крыма к Украине. Первые последствия наступили через год. Летом прошлого года ему отказали в подтверждении второй группы инвалидности.
В результате медико-социальной экспертизы ему поставили диагноз, который соответствовал третьей группе инвалидности, которая является рабочей.
На этом основании ему пересчитали пенсию: вместо выплаты по инвалидности назначили социальную пенсию, которая в девять раз ниже той, которую он получал, поскольку в ней не учтены ни первый ранг госслужащего, ни стаж работы госслужащего, ни размер зарплаты, которую экс-чиновник получал много лет.
Источников доходов лишились и члены семьи Ильми Умерова, которые, по его словам, подвергаются давлению из-за его политической позиции.
После решения подконтрольного России Верховного суда Крыма о запрете Меджлиса Ильми Умеров стал более активно высказываться в социальных сетях против российской аннексии Крыма. В день вынесения приговора 26 апреля замглавы Меджлиса сделал следующее заявление на своей странице в : «Я горжусь тем, что являюсь членом Меджлиса крымскотатарского народа уже на протяжении 25 лет.
Меджлис − не «общественное объединение граждан», не «клуб по интересам», а полномочный выборный представительный орган народа.
Я не признаю незаконный референдум 16 марта 2014 года! Я не признаю юрисдикцию РФ в Крыму! Считаю нынешнюю власть в Крыму оккупационной, а территорию Крыма − аннексированной РФ с привлечением военных формирований!», − заявил он на своей странице в
Меньше чем через месяц следственным отделом крымского управления ФСБ России в отношении Ильми Умерова было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 280.1 Уголовного кодекса Российской Федерации (публичные призывы к нарушению территориальной целостности России).
Поводом послужили заявления замглавы Меджлиса в эфире крымскотатарского телеканала ATR в марте нынешнего года о необходимости возвращения полуострова под контроль Украины.
После этого в доме Ильми Умерова в Бахчисарае был проведен обыск, а сам он допрашивался в рамках уголовного дела.
Защита фигуранта дела пыталась оспорить постановление о возбуждении данного уголовного дела, но Киевский райсуд Симферополя апелляционную жалобу отклонил и приступил к рассмотрению.
На судебном заседании 11 августа суд рассматривал вопрос о назначении Ильми Умерову психиатрической экспертизы, о проведении которой ходатайствовало обвинение. Неожиданно замглавы Меджлиса стало плохо. По словам его адвоката Николая Полозова, у него подскочило давление до отметки 220/100.
Врачи «скорой помощи», которые были вызваны на заседание, констатировали опасность инфаркта и госпитализировали его из зала суда в Симферопольскую городскую клиническую больницу №7.
В такой обстановке судья Татьяна Рубе удовлетворяла ходатайство о назначении Ильми Умерову психиатрической экспертизы.
По словам Николая Полозова, происходило это так: «После сообщений об ухудшении здоровья Умерова судья распорядилась вывести всех из зала.
Не дожидаясь «скорой», отказав в допуске людей в зал, де-факто в закрытом режиме, без стадии прений, судья Рубе удалилась на решение».
Данное решение суда не вступило в законную силу, поскольку защита Ильми Умерова подала апелляционную жалобу. Но это не помешало российским силовикам добиться помещения его в психиатрическую больницу. Пока на 28 дней. В случае необходимости следователь может ходатайствовать о продлении срока.
Источник: https://ru.krymr.com/a/27932190.html
Спасён от принудительного лечения в психушке
При содействии Гражданской комиссии по правам человека (ГКПЧ) Марине П. удалось спасти супруга от принудительного лечения в психиатрической больницы, куда его упрятала собственная мать.
20 апреля в офис ГКПЧ Украины в Киеве поступило обращение от Марины. Она сообщала, что её супруга Николая (имена изменены) насильно забрали в психиатрическую больницу им. Павлова и не позволяют с ним увидеться. Ранее, в феврале у Николая случилась черепно-мозговую травма.
В период операции и лечения он был под опекой матери, которая препятствовала его отношениям с Мариной и не давала им встречаться. Когда здоровье Николая улучшилось, и последствия травмы остались позади, мать не смогла более удерживать сына своими силами и прибегла к помощи санитаров психиатрической бригады.
Николая без долгих разговоров увезли в закрытый стационар – сценарий использования психиатрии в карательных целях сработал безотказно. Однако никаких психических расстройств и жалоб никогда ранее Николай не имел и к психиатрам не обращался.
По словам Марины, причиной его принудительной госпитализации и отказа в посещении, стало то, что «мама написала заявление, что бы никого к нему не пускали».
Есть несколько случаев принудительной (недобровольной) госпитализации в психиатрическую больницу. Если такое случилось, самостоятельно выбраться из психушки практически невозможно. Но родственник, друг или даже просто знакомый могут помочь, если сделают ряд простых действий. Вот типичные варианты принудительной психиатрической госпитализации:
- Человек сам обратился к психиатру, но через время решил отказаться от лечения. Если его не выпускают из психиатрической больницы, то с этого самого момента его госпитализация рассматривается как принудительная.
- Человека силой доставили в психиатрическую больницу, и под давлением психиатров он подписал согласие на госпитализацию и лечение. Хотя в действительности не хочет лечения в стационаре.
- Человека насильно доставили в психиатрическую больницу и без подписанного согласия на госпитализацию его удерживают и лечат.
В нашем случае была принудительная госпитализация без подписанного согласия на лечение. В теории Николай должен написать об этом заявление главному врачу и вопрос будет решён.
Но в этом и была проблема: Николая полностью изолировали от внешнего мира и соблюдать его законные права не спешили. Марина связалась с правозащитником из ГКПЧ Украины и получила исчерпывающую инструкцию о том, как можно действовать для достижения результата.
Первое, что она сделала – написала от своего имени заявление главному врачу больницы о незаконной госпитализации и нарушении прав пациента, предусмотренных статьями 3, 4, 5, 25 и 26 Закона Украины о психиатрической помощи.
Заявление она подала через канцелярию: один экземпляр оставила в больнице, а второй с датой принятия заявления и входящим номером оставила у себя и с ним 21 апреля отправилась к заведующей отделением.
Но заведующая отделением не пожелала её слушать и, сославшись на заявление матери «никого к нему не пускать», просто-напросто захлопнула перед Мариной дверь. Будучи в тесном взаимодействии с ГКПЧ Марина не отступила, а отправилась прямо к главному врачу.
Сообщила ему, что ей запрещают навещать мужа и что его содержание здесь происходит с нарушением закона и прав человека.
Главврач изучил заявление, вник в ситуацию и, узрев нарушения в действиях сотрудников Павловки, распорядился разрешить Марине посетить её гражданского мужа Николая.
Прямо в палате Николай с помощью Марины и в соответствие с рекомендациями сотрудника Гражданской комиссии по правам человека написал заявление о незаконности помещения его в психиатрический стационар. И уже через час они оба были дома. К счастью, эта история завершилась быстро и благополучно.
А что могло случиться с человеком, не действуй Марина решительно и не требуя соблюдения прав и законов? Какая участь ожидала психически здорового человека, которому просто по желанию родственника могли назначить принудительное лечение опаснейшими психиатрическими препаратами? И каким образом продолжает существовать эта система пожизненного заключения в закрытых психиатрических заведениях? Вопросов много. Но какие выводы уже можно сделать из этой истории:
Главное: психиатрия по-прежнему остаётся карательным институтом под удар которого может попасть любой неугодный кому-то человек.
Второй важный момент: сотрудники психиатрических заведений понимают, что их действия далеко не всегда правомерны и одна лишь настойчивость Марины заставила главврача признать эти нарушение и исправить ситуацию.
И последнее: действуя решительно и по букве закона, можно добиться соблюдения ваших прав психиатрами, прекратить произвол и спасти близкого человека, если он вдруг стал жертвой злоупотреблений со стороны психиатрической системы.
*****************************************
Если вы сами или ваши близкие пострадали в результате психиатрического вмешательства или лечения, пожалуйста, сообщите об этом в Гражданскую комиссию по правам человека Украины:
- +38 (067) 465-3305
- +38 (066) 803-5583 info@cchr.org.ua
информацией в 1 клик
Источник: http://cchr.org.ua/spasyon-ot-prinuditelnogo-lecheniya-v-psihushke/
Режим боли и контроля. Ужасы украинских психбольниц
Некоторые из них провели здесь пару лет, кто‑то — больше десяти. Каждый считает оставшиеся дни до выписки, понимая, что многим не видать дома еще около пяти лет. Отсюда и печаль.
В конце ноября группа иностранных экспертов посетила ряд украинских судебно-психиатрических учреждений, включая печально известную больницу строгого режима в Днепропетровске.
Уже в первые часы стало ясно, что мы имеем дело с так называемыми тоталитарными институциями, работающими по принципу контроля, субординации и наказания.
По сути, заложниками системы стали не только пациенты, но и сотрудники вплоть до директоров, которые либо оставляли систему функционировать как есть, либо пытались “улучшить” ее, изобретая все новые правила и ограничения.
У нас была не только необычная цель — искать не проблему, а варианты ее решения. Методы, которыми мы действовали, тоже были нестандартными. К удивлению врачей, мы настояли на общении с пациентами непосредственно в палатах и без персонала.
В результате вырисовалась ужасная картина: люди, потерявшиеся в системе, причем касалось это как пациентов, так и персонала.
Даже один из директоров, агрессивно отреагировавший на замечание о том, что он уже и сам не видит, какого монстра создал, похоже, заблудился в лабиринте правил и ограничений.
В судебно-психиатрические учреждения попадают психически больные люди, совершившие преступление.
Да, некоторые из этих преступлений ужасны, как правило, речь о нападении на родителей или супругов в состоянии психоза или алкогольного опьянения. Поэтому нарушителей отправляют в спецучреждения, считая их опасными.
Но когда лечение оказывается успешным, пациент должен пройти процесс ресоциализации, позволяющий ему вернуться домой. В Украине этого нет.
Мы сидели вместе с “опасными” людьми в клетках без какого‑либо беспокойства или ощущения угрозы
Все данные исследований показывают, что случаи рецидива редки. Близких убивают в результате огромного эмоционального стресса, часто после долгих лет конфликтов или отчаяния.
Некоторые из госпитализированных женщин совершили убийство, пытаясь не дать себя изнасиловать. Есть множество причин, которые могут подтолкнуть человека к поиску физического “решения” проблемы, и смерть жертвы часто бывает случайной — печальным результатом эмоционального срыва.
Но в Украине людей отправляют в судебно-психиатрические учреждения не для того, чтобы вылечить. Их направляют туда, чтобы наказать. Им дают лекарства, зачастую сразу несколько препаратов и в высоких дозах. Они проводят до 23 часа в сутки взаперти.
Им нечем заняться — разве что курить или читать книги, что само по себе сложно, ведь иногда из‑за лекарств люди просто не в состоянии читать.
Пациентов плохо кормят; кроме того, они почти лишены связи с внешним миром: по телефону говорить можно не чаще раза в неделю.
Больные не знают своих прав, и никто не заботится о том, чтобы объяснить им эти права. Они живут в тюрьме, но в куда худших условиях: в тюрьме вы хотя бы знаете, какой срок вам предстоит отсидеть, и там не приходится пить таблетки, которые должны держать вас в спокойном состоянии. Здесь вы не знаете ничего.
Печально то, что удержание этих людей взаперти с единственной целью — наказать, стоит украинскому государству денег. Денег, которые тратятся не на лечение и ресоциализацию, а на контроль. Бессмысленный контроль.
Мы сидели вместе с “опасными” людьми в клетках, обсуждая их судьбы, надежды и беды, без какого‑либо беспокойства или ощущения угрозы.
Большинство в состоянии были объяснить свою ситуацию: что они совершили и как, что бы они делали, будь у них шанс либо на активную жизнь в больнице, либо на возвращение домой.
Например, получить профессию, работать в мастерских или поддерживать себя в форме, занимаясь спортом.
Запирая людей в судебно-психиатрических учреждениях без какой‑либо пользы, Украина теряет средства, которые могли бы помочь им стать полезными членами общества. Если бы парламентарии, наконец, поняли, что от остатков советской карательной системы пора избавляться, причем стремительно и радикально, можно было бы очень многое изменить.
И я постоянно вижу перед собой глаза мужчин и женщин, осмелившихся подать голос и поделиться своим отчаянием, зная, что после нашего отъезда их будет ждать наказание в виде дополнительной дозы аминазина или уколов. И я слышу, как они считают, сколько времени им осталось сидеть взаперти, пока их дети растут, родители стареют, а супруги могут найти кого‑то другого.
В постмайданной Украине так не может продолжаться. Эта система совершенно бесчеловечна, и ей нужно положить конец.
Источник: https://nv.ua/opinion/rezhim-boli-i-kontrolja-uzhasy-ukrainskih-psihbolnits-84045.html
Жизнь после психбольницы: опыт Хорватии
Линда Прессли Би-би-си, Хорватия
Image caption Бывшая психиатрическая больница в Чепине
В Хорватии тысячи людей с психическими расстройствами живут в специализированных больницах-интернатах.
В Европе давно уже, на протяжении нескольких десятилетий, таких больных стараются переводить из психиатрических лечебниц на домашнее лечение.
Хорватия, однако, пока сопротивляется переменам – за исключением одного района близ границы с Сербией.
Краска на стенах больницы облезла, потолок вот-вот обрушится, а солнечный свет выхватывает клубы пыли. В закрытой и теперь почти заброшенной бывшей психиатрической больнице в поселке Чепин двери всех комнат выходят в один просторный коридор.
“Когда подходило время приема лекарств, мы садились на корточки в коридоре и ждали медсестру, которая выдавала нам таблетки. Стульев не было”, – вспоминает Бранка Релян. Она провела в этом доме 12 лет с диагнозом “шизофрения”.
О жизни в этой лечебнице она вспоминает вместе со своим спутником Драженко Тевелли, который провел в медицинском учреждении 13 лет. Его поместили в психбольницу после того, как у него на фоне алкоголизма развилось психиатрическое заболевание.
Бранка и Драженко скрывали свои чувства и отношения от врачей и обитателей больницы. Эта их поездка в Чепин – первая с того момента, как они покинули заведение в 2014 году.
Бранка делила комнату в психбольнице с тремя соседками, ее имя до сих пор написано на шкафу, где она хранила свои немногочисленные личные вещи. Тут же и ее кровать с жестким и грязноватым матрасом.
“Кровать была удобная – в самый раз для моей спины. И тараканов не было, мне повезло”, – говорит Бранка. Драженко этого о себе сказать не может.
“Ночью тараканы ползали по лбу и кусались. Когда я просыпался, на подушке была кровь”, – говорит он.
Image caption Бранка и Драженко впервые за несколько лет приехали в Чепин
Все 13 лет, что Драженко провел в больнице, он страдал от депрессии, частенько подумывая о самоубийстве.
“Я думал, что закончу жизнь тут, – говорит Драженко, показывая на одну из водопроводных труб над окнами. – Я провел здесь столько лет – мне казалось, я никогда не выйду отсюда”.
“Никто не вылечился тут и не вернулся домой. Это больше походило на пожизненный срок”, – говорит Бранка.
Но три года назад пребывание Бранки и Драженко в больнице закончилось. Как и остальные бывшие обитатели психбольницы, Бранка и Драженко начали новую жизнь в городе Осиек. Психбольницу закрыли.
“По этому случаю мы выпустили на волю из клетки 100 белых голубей”, – вспоминает Ладислав Ламза, один из инициаторов закрытия психбольницы.
“Обычно все радуются и празднуют, когда что-то открывается. А мы устроили праздник по случаю закрытия [психбольницы]”, – говорит Ламза.
Ладислав Ламза, 20 лет проработавший в социальной сфере, после одной командировки в Австрию кардинально поменял свое мнение о том, как надо заботиться о психически больных людях.
“Я увидел, что их можно вылечить”, – рассказывает он. В Австрии он побывал в квартирах, где живут люди с психическими расстройствами, и сразу не смог понять, кто из них пациент, а кто – курирующий их врач и социальный работник.
Правообладатель иллюстрации ROBIN HAMMOND / NOOR Image caption Бранка и Драженко любят встречаться в кафе с друзьями и ходить на встречи в центр под названием “Я такой же, как и вы”, открытый в здании бывшей психиатрической больницы
Ладислав Ламза тогда как раз заведовал психиатрической больницей в Чепине. Вернувшись в Хорватию, Ламза решил следовать “австрийской модели” лечения.
“Это очень просто. Если люди живут в нормальных человеческих условиях, они становятся более “человечными”. Если мы создаем для них менее гуманные условия, то и они будут меньше проявлять человечность”, – объясняет Ламза.
Ламза начал готовиться к закрытию психиатрической больницы пять лет назад. Он договорился с властями города Осиек о предоставлении квартир пациентам больницы.
Ему пришлось отдельно убеждать обитателей больницы в необходимости переезда. Многие из них жили в больнице не один десяток лет. Он говорил им, что жизнь за стенами больницы будет лучше.
“На это они отвечали мне: нет, мы чувствуем себя в большей безопасности, оставаясь в больнице, у нас здесь все есть. А я им: вы хотя бы попробуйте пожить несколько дней в квартире, чтобы понять, что это такое”.
Но когда Ламза сказал им, что в новой квартире не придется ругаться из-за пульта управления от телевизора со всеми в больнице, потому что соседей будет максимум 2-3 человека, они перестали упираться.
Многим сотрудникам больницы также пришлось долго привыкать к переменам. В одночасье они из поваров, уборщиц, санитаров и медсестер превратились в людей, которым нужно было оказывать поддержку пациентам на дому, помогать бывшим обитателям больницы справляться с бытовыми проблемами и помогать организовывать им свой досуг.
Первые три года Бранка и Драженко жили в одной квартире с еще несколькими соседями.
“Когда мы переехали в квартиру, мы сразу же, в сопровождении помощника, пошли в ближайший супермаркет”, – вспоминает Бранка.
“Мы взяли дорогую колбасу салями и майонез – то, что мы не ели 12 лет. Когда мы вернулись со всем этим домой, нам почти сразу же стало лучше. Я наконец-то почувствовала себя свободным человеком. Спала я как младенец”, – говорит она.
Image caption Ладислав Ламза изменил свое мнение о лечении психически больных людей после поездки в Австрию
Сейчас они живут в отдельной комнате. На автобусе они добираются до кафе, где встречаются с друзьями, пьют кофе и читают книги. Они оба неисправимые курильщики, это своеобразное “наследие” многолетнего пребывания в психиатрической клинике.
Они регулярно приходят на встречи в здании бывшей психиатрической больницы в Осиеке, где раньше также жили люди с серьезными психическими расстройствами.
Это большое двухэтажное здание, огороженное высоким забором. Когда Осиек бомбили во время военного конфликта в 1990-х годах, пациенты и сотрудники больницы в течение трех месяцев укрывались в подвале здания. Стены были буквально изрешечены в результате артиллерийских обстрелов.
В 2015 году Ладислав Ламза открыл в этом здании центр под названием “Я такой же, как и вы”.
Правообладатель иллюстрации ROBIN HAMMOND / NOOR Image caption Бранка и Драженко остаются неисправимыми курильщиками
В центре остаются еще 27 пациентов, которым необходимо быть под наблюдением врача 24 часа в сутки. Также есть несколько комнат для размещения тех пациентов, которым временно необходимо остаться под наблюдением врача.
Но центр теперь все больше работает как клуб, где могут собираться пациенты закрытой больницы.
В центре работает кафе, есть прачечная, действует несколько кружков – все это было организовано самими пациентами, которым непросто бывает найти способ заработать.
Татьяну Илич, которая работает в прачечной, в психиатрическую больницу насильно поместил муж, когда ей не было и 30 лет.
“Тогда меня выписали через полтора месяца. Врачи сказали моему мужу: она не сумасшедшая, она просто грубиянка”, – рассказывает она.
Image caption Сейчас Татьяна Илич живет в отдельной квартире, где ее навещают дочь с внучкой
Так или иначе, Татьяна уже в течение 20 лет принимает психиатрические препараты, проходит лечение как в больнице, так и на дому. Ей пришлось многое пережить.
В одной больнице пациенток привязывали к лестнице в случае непослушания. В другой пациентам не разрешали носить нижнее белье, и они были вынуждены выстраиваться в очередь в душ раздетыми.
Татьяна жила в больнице города Чепин семь лет до того, как переехала в Осиек.
Теперь она наконец-то может чувствовать себя относительно независимой. Ей и ее соседям не нужно, чтобы социальный работник приходил каждый день. По словам Ладислава Ламзы, это еще означает, что они тем самым экономят деньги.
“Если мы делаем все правильно, люди становятся более независимыми, им нужно все меньше помощи. Поэтому их содержание в квартирах обходится дешевле, чем пребывание в больницах – разница составляет около 100 евро в месяц [на пациента]”, – говорит Ламза.
Цена лечения пациента – один из основных вопросов в дебатах в Хорватии по поводу возможности закрыть психиатрические лечебницы.
Европейский союз, осознавая, что переходный период может обойтись относительно дорого, выделил Хорватии 100 млн евро на этот процесс.
Но этими деньгами пока мало кто воспользовался: из 28 подобных больниц лишь в Осиеке и Чепине переход к лечению на дому оказался реальностью.
Image caption Бывшая психбольница теперь стала центром под названием “Я такой же, как и ты”
Татьяна надеется получить собственную квартиру, где ее могли бы навещать дочь и внучка. Но это вряд ли произойдет, если ей не удастся найти работу за пределами центра города. Однако она все равно довольна жизнью.
“Я чувствую себя здоровой. И мне хорошо, потому что я все время чем-то занята”, – говорит она.
Она по-прежнему пьет таблетки и держит про запас 5 миллиграммов диазепама, на случай, если вдруг почувствует себя плохо или окажется в стрессовой ситуации.
“Но я даже не помню, когда он мне в последний раз понадобился”, – говорит Татьяна.
Марта Гаспарович, психиатр Татьяны, заметила значительное изменение в состоянии пациентов, переехавших в квартиры.
“Раньше между собой мы обсуждали лишь лекарства и терапию: пытается ли пациент помочь себе сам, создает ли он проблемы? Теперь они гораздо больше довольны своей жизнью”, – говорит она.
“Например, у нас был пациент, который нашел себе подружку, но его медикаменты мешали его сексуальной функции. И он попросил нас поменять лекарства, так как у него в жизни началось нечто новое”.
Image caption Бывшая психбольница. В консервативном хорватском обществе идея закрытия лечебниц не встречает большой популярности
Но Гаспарович добавляет, что некоторым пациентам сложно привыкнуть к новой обстановке.
По ее словам, в таких случаях она рекомендует этим людям вернуться в больницу. С 2014 года это произошло лишь два раза.
И, само собой, иногда возникают кризисные ситуации. Одна из терапевтов сейчас находится на больничном, после столкновения с пациентом в его квартире.
“По ее словам, у этого молодого человека в руках был нож, и он приближался к ней. Ничего не произошло, но она была очень испугана”, – говорит Ладислав Ламза. “Сейчас молодой человек живет здесь, в нашем центре. Это один из двух серьезных инцидентов, с которыми мы столкнулись за последние пять лет”.
В консервативном обществе, вроде хорватского, где психически больные люди часто считаются опасными маньяками, подобные инциденты не добавляют популярности идее закрытия психбольниц. Но, отмечает доктор Ламза, раньше случаи насилия случались гораздо чаще.
“Каждый год было три или четыре серьезных инцидента, иногда с применением ножей, драки между пациентами или с нашими сотрудниками. Менее серьезные инциденты, когда люди толкали друг друга или кричали, происходили практически ежедневно”.
В декабре бывшие пациенты закрытых больниц в Осиеке и Чепиге давали показания в парламенте страны в Загребе о том, как изменилась их жизнь после того, как они переехали в собственные квартиры.
Image caption Ивица (в центре), Татьяна (в центре) и Ладислав Ламза (справа сзади) в здании парламента
Слушания в парламенте были организованы омбудсменом по проблемам людей с ограниченными возможностями, в попытке убедить политиков последовать примеру восточной Хорватии.
На слушаниях выступил и Ивица Дучек из Осиека. В зале воцарилась полная тишина, когда он рассказывал о своем чувстве безысходности в больнице, и о своей попытке покончить с собой.
Теперь он живет со своей подружкой Михаэлой и еще одним знакомым, и у них замечательные отношения с соседями.
Он надеется восстановить свою юридическую и гражданскую дееспособность, чтобы самому принимать решения о своей жизни.
“Мы все птицы”, – сказал Ивица в парламенте. “Но у некоторых из нас сломаны крылья”.
Источник: https://www.bbc.com/russian/features-42885518
Ирина Климентова проработала в Саратовской областной клинической психиатрической больнице святой Софии 15 лет и была уволена после того, как рассказала об использовании в лечебнице неоплачиваемого труда пациентов. Суд 16 августа отказался признать ее увольнение незаконным.
Психиатрическая помощь в российской провинции регулярно становится темой пугающих репортажей. В Саратове скандал разгорелся после того, как в ноябре 2018 года на портале ИА “Свободные новости” вышла статья “Почему нужно выбирать между “писюном” и головой? Как лечат в Саратовской областной психиатрической больнице святой Софии”.
После этого в редакцию стали стекаться другие истории о том, что происходит в клинике. В их числе был рассказ о буднях психбольницы старшей медицинской сестры отделения №7 клиники, регионального лидера “Альянса врачей” Ирины Климентовой.
Его опубликовали 13 февраля 2019 года, а 18 февраля ей выдали уведомление об увольнении “по статье”. Главный врач клиники Александр Паращенко комментариев изданию не давал. Свою позицию он представил в статье на сайте ИА “Взгляд-Инфо”.
Ирина Климентова
За еду и сигареты
Конфликт с начальством у Ирины Климентовой начался еще до публикации ее рассказа об использовании труда пациентов. В ноябре 2017 года умерла заведующая седьмым отделением клиники, и на ее место назначили Жанну Алешину. Отношения завотделением и старшей медсестры сразу не сложились.
– Чтобы завоевать популярность у санитарок, она разрешала им не выполнять их работу, а заставлять больных это делать. Я была против, и для санитарок я стала врагом, поэтому они с удовольствием под ее диктовку писали на меня докладные, – объясняет Климентова суть конфликта, который в итоге привел к ее увольнению. – Алешина сказала, что в первую очередь она хочет избавиться от меня.
Пациенты между собой даже ссорились из-за того, кто что будет делать
В феврале 2019 года, по словам старшей медсестры, “началась травля” – одна за другой стали приходить проверочные комиссии “по каким-то нелепым докладным”:
– Они выворачивали все отделение, не давали работать. За полмесяца мне выносятся выговоры и увольняют просто за две недели! Пятнадцать лет я работала, у меня были грамоты и благодарственные письма, а сейчас за две недели я стала никудышным сотрудником.
Больничный корпус, где находится отделение №7
Ирина Климентова утверждает, что предыдущая заведующая была против использования труда пациентов, однако при Алешиной в седьмом отделении это стало нормой, как в остальных отделениях больницы (всего их 19).
– Чтобы больные носили еду… Это немыслимо. Больной может обжечься ведрами с обедом, а зимой – поскользнуться и вылить на себя это огненное ведро с супом. Кроме того – СанПИН.
Буфетчица требовала, чтобы больная мыла ей посуду, и Алешина это разрешала, – рассказывает бывшая старшая медсестра. – Я жаловалась администрации больницы, мне сказали: разбирайтесь сами. Подростки привлекались к тому, чтобы ухаживать за больными.
Когда умирала очередная бабушка с деменцией – мыть, укладывать привлекали больных, в том числе подростков. Санитарки расплачивались с ними либо сигаретами, либо домашней едой. Еда в больнице ужасная.
У санитарок были “свои” больные, которым утром приносили из дома еду, чтобы они потом перестилали лежачих больных. Пациенты между собой даже ссорились из-за того, кто что будет делать. Я не могла на это смотреть.
Есть те, кто живут в больнице постоянно и которым больше некуда идти. Они работают на всю больницу
Еще в 2016 году на сайте “ПроДокторов” появился отзыв о клинике, подтверждающий слова уволенной медсестры: “Лежал от военкомата, состояние отделения 3 просто ужасное, отношение равнодушное, в еде, подаваемой от больницы, находили куски непонятно чего.
Ходил разгружать продукты. Овощи гнилые, мясо заветренное. У меня был шок. Как и из чего там готовят? Питьевой воды не существует, постельное белье оставляет желать лучшего.
В палате лежит 40 человек, медсестры (санитарки) заставляют мыть полы, подметать лестницы, что-то разгружать (мебель, стройматериалы) по чьим-то просьбам, копать и т. д.
Не соблюдаются самые элементарные санитарные нормы, нет нормальной вытяжки в палате, вечно чем-то неприятно пахнет, лежать там невозможно! Родители, делайте все возможное, чтобы ваш ребенок не попал туда”.
Пациентка с ведрами под еду
Не все пациенты, говорит Климентова, соглашались выполнять работу персонала:
– Были такие, кто отказывался. Выбирали тех, у кого нет родственников, кто не получает передач, либо у кого нет сигарет, но кто всю жизнь курил. Естественно, если человек хочет курить, он будет это делать.
И подростки: они все время хотят есть, потому что у них растущий организм, и плюс, конечно же, они покуривают и от сигарет не откажутся. Есть те, кто живут в больнице постоянно и которым больше некуда идти. Они работают на всю больницу. Их привлекает администрация.
Есть работники вроде дворников, которые должны все делать, но не делают ничего: летом на пруду загорают…
Собаки на больничной свалке
Больница занимает 40 гектаров на склоне Алтынной горы над городом. Лечебница была основана в 1891 году на деньги благотворительницы Софьи Щербатовой. Первым руководителем стал психиатр Самуил Штейнберг; теперь его имя носит улица, ведущая к больнице. Большая часть корпусов возведена в 1901–1910 годах, комплекс зданий – объекты культурного наследия регионального значения.
Огромная территория слабо охраняется: на входе стоит домик с надписью “КПП”, из него недобро смотрит человек в растянутой майке, но пройти не мешает.
Для склонных к суициду здесь есть все, на любой вкус
Недалеко от входа расположены пруды, храм Святой Софии и родник с купелью. Все открыто для местных жителей, в прудах плещутся подростки, хотя в перечне мест, разрешенных для купания региональным Роспотребнадзором, этих водоемов нет. Климентова говорит, что за историю больницы пациенты тонули в прудах неоднократно.
– Для склонных к суициду здесь есть все, на любой вкус. Пруды, заброшенное здание – в 2017 году с него упал подросток. На свалке можно стекло подобрать… – рассказывает бывшая медсестра.
Контейнерная площадка на территории больницы
В больнице девять корпусов с палатами. Большая их часть построена в конце XIX века. На заборах сушатся матрасы с грязными разводами, по окрестностям разносится специфический запах. Он усиливается возле контейнерной площадки, предназначенной, судя по маркировке баков, для отходов класса А.
Ирина Климентова объясняет, что больничные отходы класса А – это, к примеру, упаковки от лекарств, а к классу Б относится все, что соприкасалось с физиологическими жидкостями больного.
На больничной свалке все вперемешку: упаковки от шприцев, резиновые перчатки, грязная банка из-под анализов, пакет использованных памперсов.
На свалку приходят кормиться бродячие собаки, которых на сорока больничных гектарах немало. Климентова говорит, что давних пациентов животные узнают и не трогают.
– А вообще собаки кусачие, – признает она.
Здание аптеки с годами вросло в землю, но, поскольку там хранятся сильнодействующие препараты, “держит оборону”: на окнах решетки, на двери висячий замок. Возможно, не напрасно: одно из окон, застекленное утолщенными полупрозрачными “плитками”, выглядит так, как будто в него стреляли из пистолета или били копьем.
От одного из корпусов к кухне идет и курит на ходу женщина в пестром домашнем халате и тапочках с двумя пустыми ведрами. На одном из них написано “БЛЮДО” и номер отделения. Климентова узнает ее; по словам бывшей старшей медсестры, это одна из давних пациенток.
Окно в больничной аптеке
Мы проходим еще несколько корпусов. Какие-то сохранились лучше, какие-то – хуже.
В неплохом состоянии – местный клуб, где находится избирательный участок №101, знаменитый хорошими результатами “Единой России”. Самый свежий ремонт – у административного корпуса.
Кирпичи из него не выпадают, но вход почему-то загорожен сигнальной лентой. На двери – листок: “По техническим причинам, проход воспрещен!!!”
Вызывай полицию! Провокаторы!
Здание кухни, напротив, сильно пострадало от времени. Под фундаментом, куда уходит не то водопроводная, не то канализационная труба, образовался грот. Дверь открыта; видно, что изнутри поверх утеплителя она обтянута грязной тряпкой в цветочек. Из кухни пахнет так, что хочется закрыть лицо.
– Капуста на ужин готовится! – узнает запах Климентова.
Вместе с бродячей собакой к двери подходит та самая пациентка. Она передает ведра на кухню и садится на траву ждать.
Пристройка к больничному корпусу, в котором работала Климентова
Рядом с кухней есть своя небольшая свалка. Судя по золе под мусором, иногда отходы сжигают. Такая же зола – возле контейнерной площадки. От стены больничного корпуса, где расположено седьмое отделение, медленно отламывается ветхая пристройка, готовясь упасть в сторону воздушного газопровода. Рядом с опорой которого, судя по обилию бычков, находится курилка.
Наконец, присутствие посторонних замечают. “Вызывай полицию! Провокаторы!” – на крыльцо одного из корпусов выходит женщина в белом халате и снимает на телефон. Кто должен вызвать полицию и почему она не может сделать это сама, если в руках у нее телефон, остается неясным.
Закрытый палисадник для прогулок
Увольнение за швабру
Свое увольнение Ирина Климентова обжаловала в суде. Гражданский иск рассматривал судья Кировского районного суда Саратова Геннадий Шевчук. Тяжба длилась полгода.
Представительница клиники Елена Кобзаренко в суде подчеркивала, что за 26 лет, которые больницей руководит Александр Паращенко, это первый случай увольнения по статье: по ее словам, “поведение Климентовой положило конец долготерпению Александра Феодосьевича”.
В суде появились приказы о выговорах Климентовой: главными претензиями руководства к ней стали стертая от старости маркировка на швабре и нарушение учета лекарственных средств. В суде фигурировали и другие причины: например, по мнению руководства, Климентова фотографировала на телефон какие-то бумаги на столе одного из врачей.
Впоследствии этот факт не подтвердился, но в материалы дела вошел.
Ирина Климентова рядом со своей бывшей работой
Решение было вынесено 16 августа: судья признал незаконным ряд пунктов в приказе о выговоре и в приказе об увольнении. В частности, признал незаконным наказание Ирине Климентовой за якобы допущенные нарушения учета лекарственных средств и вынес частное определение о нарушении в работе аптеки больницы. Однако иск оставил без удовлетворения.
– Я буду обжаловать. Я стала главой регионального отделения “Альянса врачей”, буду развивать профсоюзное движение у нас, в Саратове. Я считаю, “Альянс врачей” реально помогает людям, в отличие от наших профсоюзов, – прокомментировала Ирина Климентова результаты процесса.
– Какие работы? Мы что – завод, фабрика? Сигареты крутим? Ну глупость! – отреагировал на просьбу о комментарии главврач психиатрической больницы Александр Паращенко. – Глупость просто. Глупость и клевета.
Паращенко считает, что Ирина Климентова – “обычный непорядочный, нечистоплотный человек”: “Работала-работала, а теперь льет грязь на больницу”. Он категорически отрицает, что увольнение старшей медсестры связано с ее обращением в прессу.
Поднимите любой наш ответ – там все это есть
Источник: https://www.svoboda.org/a/30117630.html